Период оккупации вспоминает жительница Волкович Чаусского района


Дата: 22.06.2024

80 лет отделяют нас от тех страшных событий, когда на белорусской земле хозяйничали немецко-фашистские захватчики. Это временные рамки, но человеческая память имеет свойство воссоздавать до мельчайших деталей события, которые в ней оставили неизгладимый след. Прасковья Яковлевна Шкредова обратила на это внимание во время нашего разговора о её военном детстве: – Начинаю рассказывать, и сразу перед глазами встают картины прошлого, даже сердце сжимается от страха, как тогда, в 1943-м, когда почти всю деревню хотели расстрелять…

Семья Чуешовых (это девичья фамилия Прасковьи Яковлевны) до войны жила в деревне Волковичи. Родители Яков Иванович и Варвара Яковлевна трудились в колхозе, который был одним из передовых в Чаусском районе, а по ночам супруги шили односельчанам одежду. Портновское дело знали оба, даже познакомились благодаря тому, что Варвара приехала из родной деревни Буда в Волковичи учиться у местной швеи. Яков Иванович шил для мужчин пальто, костюмы и даже шапки. Его супруга мастерски изготавливала красивые платья, юбки, кофты. Это было хорошее подспорье для многодетной семьи. Супруги Чуешовы воспитывали пятерых ребят. Старшей была Прасковья, из сыновей – Николай, дочери Надя и Даша были погодками, а перед самой войной родился младший сын Миша. В семье было хозяйство, старшие дети помогали родителям, Прасковью научили шить, в семье было две ножные швейные машинки – большая роскошь на то время.

В счастливую мирную жизнь ворвалась война. В 1941 году Прасковье было 9 лет, а Мише только два месяца. Отца призвали в армию. Собеседница вспоминает:

– Возле нашего дома росла огромная липа, я узнавала, она сохранилась. Мы все вместе провожали папу. Он подержал Мишу, поцеловал нас всех, обнял маму и ушел с другими мужчинами, их из нашей деревни много было. Мама обняла дерево и очень долго плакала.

Как оказалось, не напрасно. Прямо возле военкомата в Чаусах, которые стремительно захватил враг, многих мобилизованных, в том числе Якова Чуешова, даже не успевших получить оружие, взяли в плен. Их погрузили в вагоны для перевозки скота, отправили в сторону Толочина. Больше семья никаких сведений о родном человеке не получала.

В Волковичах тоже вскоре появились немцы, людей выселяли из домов. Чуешовы ютились в маленькой пристройке. Дед, отец мамы, придумал окно, из досок сколотил полки вместо кроватей, стол. Скот, имущество, даже одежду отняли оккупанты.

– Отобранный у сельчан скот забивали прямо в деревне, здесь же у фашистов была организована столовая, где они готовили для себя. Мы постоянно голодали, хотелось все время есть. Мама плакала от бессилия, что не могла нас накормить. Ели траву, кору, просили у родственников картофельную шелуху, из неё мама варила суп. Когда стреляли, мы прятались в окопе, который выкопал наш дедушка прямо в огороде, – вспоминает Прасковья Яковлевна.
В соседней Смолке жила семья дяди, который ушел в партизаны. Во время обстрела деревни фашистскими самолетами его жена и маленький сын были убиты, дом сгорел. В живых осталась дочь Лида, которую дед привел к Чуешовым. Выживали вместе, как могли.

Осенью 1943 года накануне праздника Воздвижения Креста Господня захватчики сказали почти всем жителям Волкович, то есть женщинам, старикам и детям, явиться на «собрание». Всех согнали в дом на окраине деревни, заперли там без воды и еды на несколько дней. Затем выгнали и поставили в ряд перед пулеметом возле неглубокого рва, расположенного в ста метрах от кладбища. Рыжеволосый немец-переводчик скомандовал стать всем на колени и объявил о том, что все они партизанские семьи и подлежат расстрелу. Односельчане плакали, готовились к смерти, дети ютились поближе к матерям.

– За пеленою слез точно не помню, откуда перед нами появился красивый черный конь, на котором сидел всадник. Он, о чем-то поговорив с фашистами, отменил расстрел. От радости люди целовали коня… Так мы чудом остались живы, – делится воспоминаниями Прасковья Яковлевна. Тут же подогнали длинные подводы, погрузили детей, взрослые шли следом, все были кто в чем вышел из дома, ничего не дали взять с собой. Колонну направили в Быхов. Там был лагерь. По месту прибытия высадили возле бараков, они были все заполненные людьми, для вновь прибывших места не было. На улице было холодно. Мать с детьми сидели возле бараков в соломе, прижимаясь друг к другу, согревались, как могли. Так в холоде и голоде прожили несколько дней. Дед, который не попал в число узников, сам пешком пришел за своими, на коленях просил начальника выпустить их из лагеря. Семью вывели в город, где их приютила местная жительница.

– Никогда не забуду вой сирен и лучи прожекторов на темном небе. В Быхове был немецкий аэродром. Маму и хозяйку гоняли рыть окопы. А мы, дети, нас пятеро и двое хозяйских ребят, оставались дома одни, старшие смотрели за младшими. Хорошо помню, как над ночным Быховом летали наши самолеты. Немецкие захватчики включали прожекторы, а мы молились Богу, чтобы они не сбили наши самолеты. После Нового года нашей семье опять пришлось покинуть место пристанища. Погрузившись на сани, оказались в деревне Твердов, там беженцев местные жители разбирали по домам. К нам никто не подходил, и только ночью подошла женщина и предложила остановиться у нее. Домик был очень маленький, возле печи был полок из досок, там мы и разместились. В печку бросали картошку, ее было мало, нам делили каждому всего по две картофелины. Хотелось соли, а ее не было. С братом Николаем брали с собой небольшие мешочки, которые сшила мама из тряпочек, ходили по деревне и просили кушать. Люди делились всем, что было. Так помогали маме прокормить младших сестер и брата. Но все же наш младшенький Миша не выжил, – со слезами вспоминает собеседница.

Когда летом 1944 года немецко-фашистских захватчиков вытеснили с белорусской земли, семья Чуешовых вернулась в родные Волковичи. Дом был сожжен, временно жили в уцелевшей баньке. Позже для семьи был построен дом. После войны жить было тоже тяжело. Варвара Яковлевна одна работала, а детей надо было кормить и одевать. Дед отвел Лидочку в детский дом, дали ей с собой в платочке последний кусочек хлеба, все плакали расставаясь. После войны дядя вернулся и нашел дочь. Они жили в Калининградской области, потом Лида вышла замуж и с семьей жила в Латвии. Варвара Яковлевна замуж больше не вышла, посвятила себя детям и прожила почти 100 лет. Прасковья в тяжелое послевоенное время ходила в школу с братом по очереди, так как ботинки были одни на двоих. Николай окончил 7 классов, а его сестра всего лишь два. В 17 лет поехала работать в Могилев на торфовый завод, затем трудилась на стройке, где и познакомилась со своим мужем. Вместе поехали на целину, работали строителями. Через некоторое время вернулись на малую родину мужа, в деревню Бороденки Дрибинского района. Прасковья Яковлевна работала дояркой, с супругом вырастили троих детей, двух сыновей и дочь. Так сложилась, что семья старшего сына Степана живет недалеко от Донецка. Детям и внукам нашей собеседницы тоже пришлось на себе испытать ужасы войны.

– Самое важное для людей – мир. Нельзя, чтобы страдали мирные жители. Хватит войн, страданий и крови. Беларусь натерпелась в Великую Отечественную. Мы заслужили право на спокойную жизнь, – сказала нам на прощание Прасковья Яковлевна.